В
|
торая половина 19 века в России не наступала вплоть до 1861
года, пока в России не было отменено крепостное право. Необходимость в этом
давно назрела, но злые помещики не хотели отдавать крестьян. Они утверждали,
что крестьяне счастливы при
крепостном праве. В качестве доказательств приводилось, например, обилие
веселых и задорных песен, которые крестьяне пели при уборке урожая. Кроме того,
с отменой крепостного права крестьянин лишался исключительной возможности не
видеть больше никогда свою тещу, проданную другому помещику в Сибирь. А
помещики своих тещ никому продать не могли, а потому многие из них от отчаянья
сами просились в крепостное право.
В конце концов, пришли к компромиссу – крестьян освободить, но никуда от помещика не отпускать, раз они так любят петь веселые и задорные песни при уборке урожая. Получается, что крестьяне вроде как сами оказались виноваты в своем освобождении.
Освобождение крестьян отрыло широкие возможности для деятельности разночинцев, которые открыли новую эру в российском революционном движении. Главной целью разночинцев была революция и полное освобождение народа. Для осуществления этой задачи они уходили в подполье, пели революционные песни и не меняли портянки по несколько лет, чтобы проникнуться настоящим народным духом. Народный дух от них исходил такой, что крестьяне разбегались, и целые деревни пустели только разносился слух, что толпа разночинцев опять идет в народ.
Тогда разночинцы решили перейти к более радикальным методам освобождения народа. «А не зарубить ли нам топором старуху процентщицу?» – подумали они. Зарубили. Освобождение народа не наступило. «А давайте теперь в царя бомбу метнем!» - поступило новое предложение. Метнули. Освобождения народа как не было, так и нет. Чего они только потом не делали, а все без толку – не освобождается народ и все тут. «А может нам Вове Ульянову дать Карла Маркса почитать?» - наконец, в отчаянье предложили самые террористически настроенные из них. В ужасе от подобного цинизма большинство разночинцев тут же отказались далее принимать участие в освобождении народа. «Что мы, звери что ли какие-то», - говорили они. Но оставшаяся часть заговорщиков все-таки сумела осуществить свой зловещий план, тем самым зарядив страницы нашей с вами истории на много лет вперед своим неистребимым и могучим народным духом.
В это же время шла неумолимая индустриализация России. Кругом начали дымить фабрики и заводы, производящие «мануфактуру»[1], а вся страна покрылась сетью железных дорог, по которым эта самая «мануфактура» развозилась во все уголки нашей необъятной Родины. Индустриализация страны оказалась настолько выгодным делом, что породила тысячи купцов первой гильдии. Основным занятием купцов первой гильдии было ездить на «тройке» на «ярмарку» в сопровождении оркестра «цыган», напиваться до «свинского» состояния и бить «морду» «околоточному».
История сохранила массу интересных случаев из их жизни. Едет как-то купец первой гильдии на своей «тройке», а тут на перекрестке в него врезается мужик на «телеге». «Ты, мужик, знаешь на какую крутую «мануфактуру» залетел?» – спрашивает купец первой гильдии. «Дак, мы ж, того ентова, свои, из тамбовских»,- отвечает мужик. Не смешно? Нам тоже. Тут суть, наверно, в «мануфактуре».
Ничто не может передать ту волнующую атмосферу искрящейся радости, предпринимательского задора, вибрирующей бодрости и неумолкающей надежды на светлое будущее, чем гениальные слова великого Добролюбова: «Задолбали уже своим шумом! Спать невозможно!»
Именно этот шум и разбудил дремлющий российский империализм, который очнувшись, тут же вступил в Большую Игру с Великобританией. Игра состояла в том, что Великобритания раскладывала на картонном ящике три стаканчика, быстро перемещала их, а Россия должна была догадаться, под каким стаканчиком лежит лицензия на получение новой колонии. По непонятным причинам, Великобритания всегда выигрывала то Индию, то Египет, то Южную Африку, а России доставался только Таджикистан, но зато несколько раз.
Буйным цветом расцвела во второй половине девятнадцатого века культура и литература. Стоит только упомянуть такое имя, как Лев Толстой, и тут же у настоящего хорошо образованного русского человека перед глазами возникают бессмертные образы Наташи Ростовой и поручика Ржевского, особенно в той главе, где Ржевский объясняет, как глубоко он умеет любить.
Лев Толстой был зеркалом русской революции. «Аааааа!» - закричала революция, взглянув на Толстого, и упала в обморок, из которого вышла только в 1917 году.
Хотя, вполне может быть, - и мы, как критически настроенный учебник истории – признаем такую возможность, что Лев Толстой жил и творил все-таки в первой половине девятнадцатого века, а значит, к культуре описываемого нами периода никакого отношения не имеет. Просто мы вдруг вспомнили, что поручик Ржевский, вроде, воевал с Наполеоном.
Федор Достоевский тоже не терял времени даром. Знаменит он был тем, что всю свою сознательную жизнь играл в преферанс в Баден-Бадене. Никто лучше него не умел так расписать пульку, что даже сегодня лучшие специалисты достоевскокопы не могут догадаться – когда это он успевал карты крапить? Но все хорошее в конце концов заканчивается, даже для Достоевского. Не перенеся удара канделябром по голове, Достоевский вернулся в Петербург, поселился в жалкой квартирке с видом на двор-колодец и начал писать романы. Самые известные его произведения – это «Братья Карамазовы», «Братья Карамазовы-2» и «Братья Карамазовы против Бэтмена».
<<< назад к предыдущей главе вперед к следующей главе >>>
Комментариев нет:
Отправить комментарий